Ну...вот, пожалуй я скину ссылки на пару книг, которые я мусолю по многу раз )

http://www.lib.ru/STRUGACKIE/picnic.txt
http://www.lib.ru/STRUGACKIE/be_god.txt

Они мне очень нравятся,может понравятся еще кому-нибудь.

А ещё в природе существуют "Хроники Нарнии", которые у нас издали, увы, не так давно, и я до сих пор жалею, что в самом мелком возрасте у меня этой книжки не было. Периодически открываю её с любого места и читаю хоть кусочек с превеликим удовольствием. Ничего лучше Льюиса по этой теме никто пока не написал, по-моему).

Мне вот совсем недавно попалась книга известного японского писателя Харуки Мураками. Читаю... Впечатления в целом положительные. "Кафка на пляже" трилогия...

Книга Л. Филлиповой "Унесенные Интернетом"
- Привет! У тебя есть фотка? - спросила "Аська" на английском языке.
Ну почему, почему начинать надо всегда именно с этого? У меня из-за этого пропадает всякое желание общаться. Кажется, что тебя рассматривают исключительно как кусок мяса или вообще как не знаю что.
- У меня нет фотки, - гордо заявила я. - А зачем тебе?
В ожидании ответа я открыла окошко "данные пользователя". Бельгиец, 30 лет, ник Биг ПопаПап. Интересно, он знает, что значит "попа" по-русски? Ну да ладно, бельгийцы сейчас в Интернете редкость, просторы всемирной сети в наше время бороздят в основном турки и египтяне. А бельгийцы (и иже с ними)- вид виртуально-вымирающий, надо с ними поласковее.
- Хочу увидеть, с кем я общаюсь, - наконец, последовал шаблонный ответ.
Конечно, все они так говорят. На самом деле цель-то совсем другая. Поэтому так и хочется сделать все наоборот и написать: я страшная уродина, похожа на ведьму, у меня вставная челюсть и деревянная нога. Опыт показывает, что со всеми это срабатывает по-разному. Одни пишут "Не может быть, я чувствую, что ты очень красивая", другие пишут "Да ладно?! А пришли фотку!", третьи не пишут вообще, видимо, испугавшись, что по ту сторону монитора действительно сидит баба-яга.
- Разве для того, чтобы общаться, обязательно нужно видеть того, с кем ты говоришь? - парировала я. Я всегда это пишу, когда получаю шаблонный ответ.
- Ну… нет, в общем-то… - выдал он.
И тут Остапа понесло…
- Я сейчас расскажу тебе о себе… Я 8 месяцев назад закончил институт. Я скоро собираюсь поехать в Россию и хотел бы заранее с кем-нибудь познакомиться. Я очень страстный и любвеобильный. Может быть, я приеду, и мы безумно полюбим друг друга и сможем пожениться… Я очень, очень страстный…
- Рада за тебя, - написала я, - но мне это не очень интересно.
Идиот какой-то… Не видел меня ни разу, а такие вещи пишет. Может, он сам на бабу-ягу похож…
Между тем еще какой-то товарищ по имени Мерлин из доброй старой Англии присылал мне сонеты Шекспира. На среднеанглийском, само собой. Причем только сонеты, ни здрасьте вам ни до свидания, а просто - сонет такой-то и далее по тексту. Получив от него пятый сонет, я не выдержала:
- Ничего не имею против Шекспира, просто любопытство замучило: зачем ты мне все это шлешь?
Вместо ответа я получила отрывок из "Короля Лира". Для тупых там было примечание, что эти стихи не сонет, а из пьесы. В общем, на все мои попытки выйти на связь Мерлин отвечал стихами, Шекспировскими, разумеется. Не иначе как это поэт-неудачник, который сошел с ума, решила я. А может, он просто дал самому себе обет всю оставшуюся жизнь популяризировать стихи Шекспира. Как будто они нуждаются в популяризации!
Тут ко мне подключился мужик с ником "Франкфуртец".
- Как ты, крошка? - спросил он.
И я, тупо решив, что это немец из Франкфурта радостно ответила:
- Неплохо, малыш, спасибо!
Зря я погорячилась, оказалось, что это турок, который живет во Франкфурте. Ну ладно, попробую поговорить с турком, решила я.
- Сколько тебе лет? - пожелал узнать он.
- О, я очень стара.
- 24 года? или сколько?
Именно столько написано в моих "данных пользователя" в "Аське", потому что именно столько лет мне и есть на самом деле. Но на этот раз я решила наврать и ответила:
- 39.
- Ты замужем? - последовал вопрос.
- Да, но я больше не люблю своего мужа.
Разумеется, никакого мужа у меня нет.
- Я могу помочь тебе, если хочешь - предложил "Франкфуртец".
- Правда? - не поверила я. - И как ты можешь мне помочь?
- Не знаю, - сказал он. И воцарилось молчание.
Через минуту последовало продолжение:
- А ты была в Турции? Ты приедешь, если я приглашу тебя в Турцию?
Интересный разговор получается…
- Зачем мне ехать в Турцию? - я решила прикинуться дурочкой.
- Чтобы встретиться, солнышко. Чтобы я мог узнать тебя поближе. Я хочу жениться на русской.
- Я замужем, - повторила я свою наглую ложь.
- Тогда, может быть, мы сможем заняться сексом.
Да уж, крейзи фрог какой-то…
- А что, ты хороший любовник? Даже не знаю, у меня такой богатый опыт… - съехидничала я.
- О да! Я хочу тебя, давай займемся виртуальным сексом!!! Я тебе сейчас дам свой и-мейл, - обрадовался он.
Ну не знаю, я еще могу теоретические представить такое по "Аське", но по и-мейлу… это что-то новенькое.
- Не забывай, мне всего 27, - вдруг выдал он.
А это вообще к чему? Ах, ну да, мне же тридцать девять.
- Ну и что? Ты разве не слышал про Деми Мур и Эштона Катчера? - возмутилась я.
- О да, крошка, конечно. Но все это не имеет никакого значения, давай свой и-мейл. У тебя есть веб-камера?
Тут меня затрясло от смеха. Я плавно сползла под стол и улеглась на полу, хохоча во все горло. "Аська" до сих пор что-то там квакала, но меня это уже не волновало. Мне было слишком весело.
Теперь с трудом верилось в то, что совсем недавно я чувствовала себя по-другому. Казалось, это было в прошлой жизни и вообще не со мной. А ведь все изменилось за один-единственный день…

Да уж ) далеко ходить не надо )

КОВРИК
...Своего раннего детства Коврик не помнил. Он не мог сказать, где и как он появился на свет. Но он точно знал, что самые первые его ощущения были связаны с Новым годом. Сначала ему было очень темно и тесно, а потом раздался треск разворачиваемой бумаги — и его ослепило множество огоньков елочной гирлянды...

Сверкала и переливалась елка, увитая серебристым дождем и мишурой, стеклянные шары пускали разноцветные блики... “Здравствуй, мир!” — хотел закричать Коврик, но был так потрясен, заворожен и очарован, что потерял дар речи. Словно сквозь сон до него долетело восхищенное: “Какая прелесть!”, — и он даже не понял, что это относилось к нему. О собственной внешности у него было весьма смутное представление, но в глубине души он, конечно, надеялся, что его считают красивым Ковриком, иначе положили бы его не в спальне перед кроватью, а где-нибудь возле входной двери.
* * *
Первое время юного Коврика безмерно удивляло все, с чем ему приходилось знакомиться. Скоро он научился отличать тяжелые Ботинки от изящных Туфелек, а мягким Тапочкам он особенно симпатизировал. Часто Тапочки оставались с ним ночь, и тогда они вели долгие задушевные разговоры. Тапочки рассказывали Коврику о происходящем за пределами спальни, делились последними новостями, иногда мило сплетничали о Ботинках и Туфельках. Коврик совсем не знал жизни, но в душе был философом, поэтому его ужасно интересовали вопросы мироздания...
Незаметно пролетел год. В доме опять, как в детстве, запахло елкой, и сердце Коврика затрепетало. Он верил, что в новогоднюю ночь исполняются самые заветные желания, происходят самые невероятные чудеса. Он очень хотел что-нибудь загадать, но, как ни старался, так и не смог ничего придумать. Ему казалось, что у него есть все, что нужно для счастья...
Дни шли за днями, один Новый год приходил на смену другому... Тапочки все чаще стали жаловаться на здоровье, да и Коврик начал находить у себя потертые нитки, и это его удручало. Раньше он никогда не думал о том, что с ним будет, когда он весь обветшает. Коврик старался не падать духом, бодрился и стал еще бережнее относиться к Тапочкам. Он шептал им по ночам разную нежную чепуху, с болью замечая, как они стареют. И вот однажды вечером вместо любимых добрых Тапочек появились бездушные пластиковые Шлепанцы... Коврик не смог смириться с такой подменой и загрустил, стал равнодушным и невежливым. Ему казалось, что жизнь потеряла для него всякий смысл...
* * *
Приближался очередной Новый год. Туфельки и Ботинки ужасно суетились, бегали по всему дому, и в Коврике постоянно застревали еловые иголки и кружочки конфетти. Почему-то именно сейчас его депрессия неожиданно сменилась ожиданием чуда. Иголки кололись и чесались, конфетти щекотались, но Коврик был готов на любые жертвы, лишь бы опять испытать это волшебное новогоднее настроение, почувствовать себя юным и восторженным.
Как-то тусклым зимним утром, еще не совсем проснувшись, Коврик почувствовал странное, необычное, но очень приятное прикосновение. Сбросив остатки сна, он разглядел две нежные розовые пятки и десять крохотных пальчиков. Ножки неуверенно протопали по Коврику... С этого дня Коврик будто помолодел. Он жил, постоянно ожидая встречи с этими замечательными Ножками. К его огромному сожалению, им не часто удавалось добраться из детской в спальню — на их пути было столько почти непреодолимых препятствий! Разбросанные по полу игрушки (огромный мяч, наверное, специально каждый раз оказывается прямо на дороге), обеденный стол (что лучше — обойти его вокруг или проползти под ним? Как бы не заблудиться среди стульев...) и двери, двери, двери... Ножкам не разрешалось заходить в спальню, но запретный плод, как известно, сладок. К тому же Ножкам так понравился милый мягкий Коврик, что они при каждом удобном случае пытались пробраться к нему. А он старался подставлять им свои самые пушистые места, предугадывал падения, следил, чтобы они не наступали на холодный пол... Теперь он снова был счастлив.
Но дни неминуемо складывались в месяцы и годы. Коврик старел и уже не мог заботиться о Ножках так, как раньше. А Ножки росли, становились все более самостоятельными и им уже не требовалась опека старого Коврика. Коврик все чаще думал о том, что скоро пробьет его последний час, и свою смерть он встретит на свалке.
Но вот однажды (ах, сколько этих “однажды” было в долгой жизни Коврика!) кто-то мохнатый и теплый потыкался в него чем-то мокрым и холодным, схватил чем-то твердым и потащил в угол между кроватью и окном. Довольно тявкнув, Мохнатый уютно свернулся на Коврике калачиком и сладко засопел. Коврик был очень смущен — он не знал, как ему относиться к этому Мохнатому. Новый знакомый был совсем не похож ни на Тапочки, ни на Ножки. Он не был склонен вести задушевные беседы и совсем не выглядел трогательно беззащитным... Он был очень шумный, с него лезла шерсть, а иногда он случайно цеплялся когтем за какую-нибудь нитку на Коврике, и тот вздрагивал от ужаса, думая, что его вот-вот раздерут в клочки. Но пришел тот день, который расставил все по своим местам...
В доме готовились к встрече Нового года. Через щель под дверью Коврик видел елку, под которой разноцветной грудой лежали подарки, а среди них — большая красивая подушка, перевязанная лентой. Нехорошее предчувствие зашевелилось в его душе...
...А потом был нескончаемый топот многих незнакомых Коврику Ботинок и Туфелек, музыка, шуршание бумаги, снимаемой с многочисленных коробок и коробочек, радостные и удивленные возгласы, звонкий лай Мохнатого... Коврик был уже слишком стар, чтобы спокойно спать под весь этот шум. Он промучился до утра и только на рассвете забылся тяжелым сном. А когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на мусорной куче в окружении пустых консервных банок и мокрых газет. Самые страшные его мысли стали явью.
Вся жизнь пронеслась перед Ковриком чередой счастливых и грустных дней, удивительных открытий и горьких разочарований, неожиданных встреч и печальных потерь... “Вот и все...”, — подумал он, но в этот момент совсем рядом раздался радостный визг, и перед ним оказался Мохнатый. Опять, как и в первый раз, аккуратно сомкнулись зубы, и вскоре Коврик оказался в знакомом и таком родном углу. По всей спальне валялись клочья, еще совсем недавно бывшие большой подушкой (видно, над ней основательно поработали чьи-то зубы и когти...). Но сейчас Мохнатый не обратил на это ни малейшего внимания. Он был так рад, что нашелся его чудесный Коврик! Никакие сокровища в мире не смогли бы заменить его. И тут Коврик понял, что у него появился самый настоящий друг. Старому потертому Коврику стало так тепло на душе, что он запел... И пусть певец он был никудышный и в его песне не было ни размера, ни рифмы, но разве это имеет значение? Когда поет душа, нет нужды в критиках. Даже если это душа всего лишь старого Коврика.

Мамма миа... ну, вот после этого меня наши нежные посетители могут загрызть) но всё же я читаю ЭТО, и читаю с удовольствием, хоть и пошло жутко, но талантливо, хоть тресни. Автор, прошу заметить, окончил литинститут имени Горького с "красным" дипломом)))) попробуйте почитать хоть что-нить из этого и скажите пару слов о своих впечатлениях) http://www.stepantsov.ru/?o=stihi&p=0

Люблю эту вещь, хотя не такая уж фанатка Стругацких... и кусочек красивый) пасип)

Мне очень нравится, один из любимых.
Не за что, наслаждайся )

Классика...
"Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его.
    Волшебные черные кони и те утомились и несли своих всадников медленно, и неизбежная ночь стала их догонять. Чуя ее за своею спиною, притих даже неугомонный Бегемот и, вцепившись в седло когтями, летел молчаливый и серьезный, распушив свой хвост. Ночь начала закрывать черным платком леса и луга, ночь зажигала печальные огонечки где-то далеко внизу, теперь уже неинтересные и ненужные ни Маргарите, ни мастеру, чужие огоньки.
    Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, то тут в загрустившем небе белые пятнышки звезд.
    Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы. И когда Маргарита,обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как меняется облик всех летящих к своей цели.
    Когда же навстречу им из-за края леса начала выходить багровая и полная луна, все обманы исчезли, свалилась в болото, утонула в туманах колдовская нестойкая одежда.
Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом.
-- Почему он так изменился? -- спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда.
--Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил,--ответил Воланд,поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом,--его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме,был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал.
    Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет
оплатил и закрыл!
    Ночь оторвала и пушистый хвост у Бегемота, содрала с него шерсть и расшвыряла ее клочья по болотам. Тот, кто был котом, потешавшим князя тьмы, теперь оказался худеньким юношей, демоном-пажом,лучшим шутом, какой существовал когда-либо в мире. Теперь притих и он и летел беззвучно, подставив свое молодое лицо под свет, льющийся от луны.
    Сбоку всех летел, блистая сталью доспехов, Азазелло. Луна изменила и его лицо. Исчез бесследно нелепый безобразный клык, и кривоглазие оказалось фальшивым. Оба глаза Азазелло были одинаковые, пустые и черные, а лицо белое и холодное.
Теперь Азазелло летел в своем настоящем виде, как демон
безводной пустыни, демон-убийца.
    Себя Маргарита видеть не могла, но она хорошо видела, как изменился мастер. Волосы его белели теперь при луне и сзади собирались в косу, и она летела по ветру. Когда ветер отдувал плащ от ног мастера, Маргарита видела на ботфортах его то потухающие, то загорающиеся звездочки шпор. Подобно юноше-демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, но улыбался ей, как будто знакомой хорошо и любимой, и что-то, по приобретенной в комнате N 118-й привычке, сам себе бормотал.
    И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что возможно, что это лунные цепочки и самый конь -- только глыба мрака, и грива этого коня -- туча, а шпоры всадника -- белые пятна звезд.
    Так летели в молчании долго, пока и сама местность внизу не стала меняться. Печальные леса утонули в земном мраке и увлекли за собою и тусклые лезвия рек. Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними зачернели провалы, в которые не проникал свет луны.
    Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине, и тогда всадники двинулись шагом, слушая, как кони их подковами давят кремни и камни.
Луна заливала площадку зелено и ярко, и Маргарита скоро разглядела в
пустынной местности кресло и в нем белую фигуру сидящего человека. Возможно, что этот сидящий был глух или слишком погружен в размышление. Он не слыхал, как содрогалась каменистая земля под тяжестью коней, и всадники, не тревожа его, приблизились к нему.
    Луна хорошо помогала Маргарите, светила лучше, чем самый лучший электрический фонарь, и Маргарита видела, что сидящий, глаза которого казались слепыми, коротко потирает свои руки и эти самые незрячие глаза вперяет в диск луны. Теперь уж Маргарита видела, что рядом с тяжелым каменным креслом, на котором блестят от луны какие-то искры, лежит темная, громадная остроухая собака и так же, как ее хозяин, беспокойно глядит на луну.
    У ног сидящего валяются черепки разбитого кувшина и простирается невысыхающая черно-красная лужа.
Всадники остановили своих коней.
-- Ваш роман прочитали, -- заговорил Воланд, поворачиваясь к мастеру,-- и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость -- самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
-- Что он говорит? -- спросила Маргарита, и совершенно спокойное ее лицо подернулось дымкой сострадания.
-- Он говорит, -- раздался голос Воланда, -- одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же -- лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем.
-- Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?-- спросила Маргарита.
-- Повторяется история с Фридой? -- сказал Воланд, -- но, Маргарита,здесь не тревожьте себя. Все будет правильно, на этом построен мир.
-- Отпустите его, -- вдруг пронзительно крикнула Маргарита так, как когда-то кричала, когда была ведьмой, и от этого крика сорвался камень в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Маргарита не могла сказать, был ли это грохот падения или грохот сатанинского смеха. Как бы то ни было, Воланд смеялся, поглядывая на Маргариту, и говорил:
-- Не надо кричать в горах, он все равно привык к обвалам, и это его не встревожит. Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, -- тут Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: -- Ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам:
-- Свободен! Свободен! Он ждет тебя!
    Горы превратили голос мастера в гром, и этот же гром их разрушил. Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом. Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом. Прямо к этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога, и первым по ней кинулся бежать остроухий пес.
    Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется, и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным стражем по лунной дороге стремительно побежал и он.
-- Мне туда, за ним? -- спросил беспокойно мастер, тронув поводья.
-- Нет, -- ответил Воланд, -- зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?
-- Так, значит, туда? -- спросил мастер, повернулся и указал назад, туда, где соткался в тылу недавно покинутый город с монастырскими пряничными башнями, с разбитым вдребезги солнцем в стекле.
--Тоже нет,--ответил Воланд, и голос его сгустился и потек над
скалами,--романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман. - Тут Воланд повернулся к Маргарите: -- Маргарита Николаевна! Нельзя не поверить в то, что вы старались выдумать для мастера наилучшее будущее, но, право, то, что я предлагаю вам, и то, о чем просил Иешуа за вас же, за вас, -- еще лучше. Оставьте их вдвоем, -- говорил Воланд, склоняясь со своего седла к седлу мастера и указывая вслед ушедшему прокуратору, -- не будем им мешать.
И, может быть, до чего-нибудь они договорятся, -- тут Воланд махнул рукой в сторону Ершалаима, и он погас.
-- И там тоже, -- Воланд указал в тыл, -- что делать вам в подвальчике?
--тут потухло сломанное солнце в стекле. -- Зачем? -- продолжал Воланд
убедительно и мягко, -- о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда.
Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора.
-- Прощайте! -- одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг. Пропали и черные кони. Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых утренних лучей через каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верных любовников, и они шли по песчаной дороге.-- Слушай беззвучие, -- говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, -- слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни,--тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит.
    Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате,когда горят свечи.Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
    Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат."
(с) М. Булгаков "Мастер и маргарита"

http://izubr.livejournal.com/ читаем вот этот жж, где жутко много хороших стихов, автору которых всего 20 с небольшим лет...